Иркутск, который мы потеряли

В музее истории города открылась первая очередь выставки к 100-летию русских революций

СМ Номер один, № 9 от 8 марта 2017 года

В торжественной и приподнятой обстановке 3 марта Музей истории города Иркутска открыл выставку года — экспозицию, посвященную революционным событиям 1917-го. Многочисленную публику встречали кумачовые полотнища плакатов «Долой самодержавие!», «Да здравствует демократическая республика!» и сотрудники музея с алыми бантами на груди. Посетитель словно попадал в стилизованный сколок Иркутска вековой давности, получал уникальную возможность прикоснуться к реалиям тогдашней городской жизни, погрузиться в атмосферу обывательских и политических интересов иркутян.

«Наши бани знали проводники»

Очень интересную картину представляют рекламные тумбы, на которых расклеены объявления и информационные листки о том, что иркутяне реально читали в те памятные дни. А именно в начале марта 1917 года, когда до губернского центра дошли газеты с манифестами об отречении от престола Николая II и следом его брата, великого князя Михаила Александровича. Империя Романовых пала, а наш город продолжал жить своей размеренной и в общем-то благоденственной жизнью. Правда, на Тихвинскую площадь вышли многолюдные толпы демонстрантов практически из всех сословий и политических сил. Тут были и меньшевики, и не слишком многочисленные большевики, и бундовцы — члены Всеобщего еврейского союза, и анархисты. Они единодушно приветствовали крах обессилевшего самодержавия. Но до серьезных мятежей и схваток было еще далеко.

Да и зачем бы она сдалась иркутянам, пролетарская революция, когда в городе и пролетариата-то как такового почти не было? Городскую статистику той поры мы видим на баннерах. Данные просто ошеломляют. На 124 тысячи населения столицы Восточной Сибири приходилось 6 тысяч чиновников и дворян. А если учесть еще и купечество? Похоже, не меньше половины горожан были если не богатыми, то обеспеченными и вполне просвещенными людьми. Это легко угадывается и по срезу общественно-светской жизни, который можно сделать невооруженным глазом, читая рекламу.

Вот на рекламном плакате роскошный пунцовый рак во фраке с бутылкой пива московского Шаболовского завода на подносе. Рядом предложения множества других марок пива и сигарет. Да что там пиво и сигареты! Иркутские гурманы покупали элитный шустовский коньяк, который недаром воспел очеркист Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи», распивали знаменитое шампанское «Вдова Клико». Тут же ангажемент магазина меховых изделий и готового платья купцов Шафигуллиных, тех самых, что выстроили в Иркутске до сих пор стоящую мечеть. Товарищество «Брокарь и Компания» предлагало лебяжий пух, бани семейства Шварц на Поплавской улице (нынешняя Красногвардейская) обещали разместить до 600 человек и рекомендовали полезную для ванн железистую воду из Ушаковки.

По свидетельству мемуаристки Березиной, в Курбатовских банях, самых роскошных в Иркутске, которые и по сей день еще помнят старожилы, были изразцы из глазурованной плитки, изготовленной на Хайтинской фарфоровой фабрике по спецзаказу, лавки искусственного мрамора и большие зеркала. Курбатовские бани, как пишет Березина в книге «Иркутск моей юности (1916—1920)», «были известны всем железнодорожным проводникам как не имеющие себе равных по всей России».

Амбициозный и фасонистый

Изящно зазывал в свой фешенебельный кинотеатр итальянский предприниматель Антонио Донателло. Он предварял афишу добровольным предупреждением: «С осторожностью посещайте иллюзионы, иначе получите головокружение». Прямо аналог нашего «Минздрав предупреждает». В Иркутске перед революциями работало 13 синематографов, причем не только в центре, но и на окраинах. А те, что располагались на Большой, были настолько высокотехничны и специализированы, что такими еще не могли похвастаться Москва и Петербург.

Шесть крупных коммерческих банков, свыше 20 учебных заведений разного уровня, три большие больницы, не имевшие аналогов по стране, пять частных лечебниц, модные магазины и ресторации, теснившие друг друга на Большой и Арсенальной (ныне К.Маркса и Дзержинского), — вот картина дореволюционного Иркутска.

Конечно, на поставках товаров и ценах сказывались тяготы войны с Германией, осложнилась криминальная обстановка, которая всегда была в центре каторжанского края неспокойной. Показателен один из фактов тогдашней криминальной хроники, о котором мне рассказал заведующий экспозиционно-выставочным отделом музея Алексей Бабичев:

— Ограбили иркутянина из крестьянского сословия. Добыча разбойников составила 4 тысячи рублей. Вы вдумайтесь только! На 25 рублей корову можно было купить. Чтобы в европейской части, в средней полосе России у кого-то из крестьян «на кармане» можно было найти 4 тысячи, я ни за что не поверю. Вот такие у нас тут были жизненные стандарты. Что уж говорить о правящих классах…

В наш губернский центр привозили выставки живописных полотен из Парижа, здесь пел Собинов, играла Комиссаржевская.

— Даже пианино производили, — утверждает Бабичев. — В нашем музее есть такое пианино, на нем выгравировано: «Отто Бек. Иркутск». Этот немец, Отто Бек, был профессиональным настройщиком высокого класса, стажировался на знаменитой фабрике Steinway в США. Он увидел, что в Иркутске есть солидный спрос на фортепиано, а доставка аристократических инструментов из Европы — где гужевым, где речным транспортом — практически невозможна. Тогда Бек стал заказывать деки на столичных фабриках и уже на месте собирать пианино. Очень культурный был город Иркутск, амбициозный и фасонистый.

Кумачовая лихорадка

Революционный оптимизм поначалу не слишком сказался на обычном течении иркутской жизни. Но летом началась пресловутая «экспроприация экспроприаторов» — и благодушный энтузиазм растаял как дым. У иркутян было что отнять, и большинству из них это, конечно, не нравилось. К осени в Иркутск стеклись революционные силы и части Красной армии из разных регионов Сибири, да и не только. К декабрьским боям подоспел Сергей Лазо со своим отрядом из Красноярска. Направленные к нам ЦК РСДРП большевики Яков Янсон, Борис Шумяцкий и другие пламенные трибуны развернули мощную агитацию в воинских частях, сосредоточенных в городе.

Недюжинные таланты профессиональных революционеров сумели привить нашему бюрократически-купеческому населенному пункту, где, по отзыву коммунистов, преобладали адвокаты, врачи, вояжеры, инженеры и пр., мятежную лихорадку. Иркутск стал одним из трех крупных российских городов, где установление советской власти сопровождалось нешуточными кровопролитиями.

Много потерпели иркутяне и от криминальных кланов. Особенно кавказского, заметным лидером которого был, как гласят анналы истории, один из руководителей партизанского движения во время Гражданской войны в Восточной Сибири Нестор Каландаришвили. Анархист и террорист, неоднократно отбывавший наказание в тюрьмах, в толерантном Иркутске поселился в 1908 году, легально работал фотографом. При этом он имел теснейшие связи с грузинской мафией. Очевидцы вспоминали, что у Нестора были дома во многих крупных поселках Иркутской губернии, где проживали его «марухи», а жена Каландаришвили разгуливала по региональной столице в соболях и бриллиантах.

Очень активно орудовала в нашем городе организация китайских мошенников. На денежных спекуляциях китайцы наживали здесь целые состояния. Этому сильно способствовало само время: в ходу были то имперские денежные знаки, то керенки, а затем колчаковские и семеновские купюры и боны Центросибири.

Голые иркутяне

Забавный случай проявления революционного протеста описала в своих воспоминаниях почетный гражданин нашего города Лидия Тамм. «Теплым весенним вечером молодой человек и девушка подошли к извозчичьей бирже, что находилась возле кирхи, и наняли извозчика. Не успел он тронуться с места, как они прямо в экипаже сбросили с себя всю одежду. Оставшись совершенно голыми, накинули через плечо голубые ленты с надписью золотыми буквами «Долой стыд!» и приказали извозчику ехать по улице Большой, потом по Ланинской (ныне Декабрьских Событий), 1-й Иерусалимской (1-й Советской) и Амурской (Ленина), выкрикивая: «Долой стыд! Это ложное чувство!» На Ланинской их задержала полиция».

В общем, как говорил профессор Преображенский из булгаковского шедевра «Собачье сердце», «Боже, пропал дом». Мирный, крепко поставленный, изобильный, пышно украшенный дом избалованного иркутянина. Впереди ждали покалеченные пулеметными очередями и артиллерийскими снарядами красавцы Белый дом и Русско-Азиатский банк. А чем дальше, тем больше: ниспровергнутый памятник Александру III, по кускам взорванный Кафедральный собор, студенческие общаги в храмах, и «В очередь, сукины дети, в очередь!». Но эти очереди и детективные приключения по добыванию дефицита мы еще сами помним.

Выставка «Иркутск в 1917 году» в музее истории города на ул. Франк-Каменецкого, 16а, будет обновляться каждые два месяца. Премьера новой серии назначена на 1 мая. Содержание экспозиции просто великолепное. Кстати, среди экспонатов на витрине оружия той поры есть обломок штыка, подаренный музею коллекционером Алексеем Елизарьевым — редактором нашей газеты. Так что есть на что подивиться и что в изумлении послушать.

Фото Игоря Бержинского

 

Комментирование к этой теме закрыто

Наверх